Каждый миг решает что-то. Словно кто-то поставил ограничение на чувства. Хочется вздохнуть полной грудью, но судорогой сводит межреберные мышцы. По сосудам с клокотом бежит кровь, неся кислород и гормональные вещества. Не каждый может сопротивляться этому клокочущему чудовищу внутри. Можно закрыть глаза и представить: внутри грудной клетки парит Дракон. Он слишком ленив и грузен, чтобы махать крыльями и мчаться куда-то сквозь тучи. Да и нет туч в грудной клетки – только легкая россыпь альвеол, разрывающихся от перемещения Ящера. Чтобы не травмировать нежные ткани ему нужно устроиться где-то, возможно придется обвить сердце когтистыми лапами, положить морду на пульсирующую аорту и свернуться в средостенье. Шипастый хвост задевал грудину, царапал изнутри, раня нежную надкостницу, а потом застрял между третьим и четвертым ребрами и лишь вздрагивал. На какое-то время воцарилось спокойствие, тишину разрывали лишь две запятые в драконьем носу, что загорались на краткий миг вдоха.
Проснувшийся Ящер сонно потянулся и сладко зевнул. Из пасти с черными клубами дыма вырвались широкие огненные всполохи, которые опалили уцелевшие накануне хрупкие альвеолы. Нежные ткани мгновенно съежились от жара, функциональная способность упала и даже те сотые доли кислорода, что еще мог попадать в общий кровоток оказались от него отрезанными. Дракон повел шипастой мордой и взревел. Этому телу оставались считанные мгновения агонии, а затем пустота в дальнейшем временном отсчете. Он был слишком живой и реальный, чтобы остаться среди опаленного мяса, смешанного с покинувшими кровоток кровяными тельцами, пытавшими хоть как-то компенсировать ту боль, что причиняло невидимое пламя. Вой вырвался из грудной клетки, расколол хрупкую грудину, растрепал рыжие пряди волос, что лежали на груди. Дракон успел сбежать, чтобы выжить.
Я резко распахнула глаза: мир казался нечетким из-за слез, что стояли перед зрачками. Закашляв, упала на колени и поняла, что сил встать больше нет. Эта жуткая шипастая морда, толкая сердечную мышцу, заставляла меня жить. Я ходила в университет, виделась с друзьями, засыпала в объятьях мужа только лишь потому, что сердце сосуществовало в жуткой гармонии с доисторической ящерицей. Но среди раскуроченных ребер, разломанной грудины и лоскутов средостения больше не заведется даже мотылек. И как только я почувствовала, что исцарапанному, покрытому шрамами сердцу больше ничего не угрожает, из бледных губ вырвался вздох облегчения. Только получив такие страшные повреждения грудной клетки, я смогла понять: от чувств не выигрывает никто и никогда. Ограничить чувства – самый простой способ сохранить жизненные функции на должном уровне.