Резные деревянные шарики болтались в воздухе, постукиваясь друг о друга и рисуя узоры своими тенями на приборной доске. Под колеса струилась дорога, простираясь вперед на несколько тысяч километров. Она пересекала овраги и холмы, по железобетонным мостам прыгала через реки, подныривала под железнодорожное полотно. Вокруг стелился лес, жались к обочинам зеленые россыпи лесов и песчано-каменистые насыпи. На приборной панели валялась пачка салфеток, гигиеническая помада, пара ярких выделителей. Легкий хаос, который царил в мыслях почти постоянно, повсюду выплескивался наружу, прорастая причудливыми цветами странной формы в неподходящих местах. Мобильный телефон иногда можно было обнаружить в морозильной камере, а расческа вообще каждое новолуние становилась невидимкой. Постоянным оставались лишь аккуратно подпиленные ногти, туфли в багажнике и пачка winstona в бардачке, окруженная разными картами, бумагами. Хотелось бы каждую сотню километров, пролетевших мимо стёкл праздновать, опустошая бокал вина, но через какое-то время машина бы взяла бы вождение на себя. Расшалившееся воображение сразу рисовало чарующую картину, на которой темные волосы быстро напитывались кровью из разбитого лица. И каждую сотню километров из горла вырывался гортанный крик свободы и радости, а рука тянулась сменить надоевшую мелодию. Серебристая Audi неслась по пустынным дорогам навстречу солнцу, встающему, если правильного говорили в школе, на востоке. Темная полоса дороги вилась и петляла, уходя в небо. Утробное рычание машины убаюкивало и успокаивало.
Череда убегающих фонарей заглядывала в стекла, касалась лица и рук, сливающихся в одно целое с механизмом, что весит несколько тонн. Взгляд скользил по асфальту, опережая машину. В машине витал голос Земфиры, восхваляющий влюбленность. И тут взгляд зацепился за зеркальце заднего вида, и в нём отразились глаза, что молили о помощи. В совершенной тишине окончившейся песни надрывно завизжали тормозные колодки и девушка закричала. Машину занесло, выделители пришли в движение, уткнувшись в лобовое стекло. Со стороны, возможно, это было даже красиво – изящная машина повернулась на 270 градусов вокруг своей и замерла в ночной тишине. Кеды коснулись прогретого за день дорожного покрытия, хлопнула дверь, раздался всхлип. Девушка сидела возле машины, уткнувшись лицом в крыло, плечи тряслись.
- На счет три пойду за сигаретами… - голос резал тишину горной дороги, как прогретый нож разрезает масло. – Раз. Два. Три. Четыре. Пять, – девушка считала и не двигалась, боясь оторвать глаза от серебристого покрытия машины и вновь встретиться взглядом с глубокими и чуть светящимися в темноте ярко-голубыми глазами.
Выждав пару минут, девушка аккуратно встала, готовясь мысленно к чему угодно и, шатаясь, подошла к двери пассажирского сидения. Непослушные пальцы с трудом выудили голубую пачку сигарет, вытащили одну, подцепили зажигалку. Через некоторое количество попыток заискрился маленький огонёк. Десяток неровных вдохов и выдохов и получилось прикурить. Ноги подкосились, девушка мешком рухнула на пассажирское сидение, выдыхая дым. Она сидела, закрыв глаза и покачивая сигаретой из стороны в сторону, боясь открыть глаза.
- Спасибо, рыжей, разбрасывает везде сигареты, а мне их выбрасывай. – непослушные губы с трудом исторгли из себя колючую фразу, конец которой потонул в улыбке.
От теплых воспоминаний стало чуть спокойнее. Девушка, которая ни одну ночь сидела на пассажирском сидении, вычитывая забавные фразочки и разглагольствуя на странные темы, оставляла после своего ухода не только сладкий шлейф духов и пару светло-рыжих волос, но и сигареты, что могла оставить где-нибудь, а потом и вовсе забыть. Количество пачек, отправляющихся по выходным в мусорку, по пальцам пересчитать бы не получилось.
Дым плотными кольцами стелился на бедра, затянутые в светлые джинсы и ластился к лобовому стеклу. Над лесом вставало солнце, освещающее горы. Солнце, что в силах было прогнать любой ночкой кошмар. Но не садись солнце – было бы нам чего бояться?
